Рассказ "Чукотское лето"
Опубликован в журнале "Охотничьи просторы. Альманах", вып.47, 1990.
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
---|---|---|---|
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() |
Белый плотный туман. Уходящая от крутых боков вельбота вода сливается с ним.
Низко над нами проплывают розовые чайки. Или это скрытое от нас солнце окрашивает белых птиц?
Все это создает ощущение неподвижности и полной тишины; ровный шум мотора журчание уходящей волны и пронзительные крики мчащихся где-то гагар только усугубляют это впечатление. В вельботе шестеро — бригада морских охотников. С ними я плыл на промысел морского зверя и рыбодобычу.
На борту имелись два гарпуна. Собственно гарпун — это заточенная с одной стороны металлическая вертушка, вращающаяся на конце железного штыря, к которому приделано кольцо, за которое привязывается линь. Фиксированная вперед острым концом вертушка, пробив кожу животного при его рывке, разворачивается под кожей.
Это сооружение крепится к древку при помощи металлического патрубка, а древко, после того как загарпуненное животное нырнет под воду, отделяется и скользит по линю на кожаных кольцах. На другом конце древка прикреплен наконечник из кости моржа, при мне его использовали для отталкивания льда. Линь другим концом прикреплен к «пых-пыху». Это целая шкура ластоногого, вывернутая наизнанку, надутая и периодически смазываемая кровью. На этих бурдюках хорошо отдыхать во время длительных переходов и пить чай. Его периодически кипятят на примусе и пьют из эмалированных кружек вприкуску с общим сахаром, который хранится в старой тряпочке. Вот, собственно, и вся оснастка.
Правда, еще у каждого охотника на поясе висит короткий нож. Для заточки ножей используется удобной формы галька, которая периодически выбирается на берегу. Что оленеводы, что охотники — великие мастера все привязывать, все связывать. Могут связать разбитое блюдечко и пить из него чай, привязать наконечник или пластинку из металла, чтобы сделать тесло, которым очень удобно работать, так как кожа слегка пружинит и удар получается мягким.
Охота велась с вельботов, оснащенных подвесными моторами, которые крепились не на корме, а вставлялись в особый колодец, находящийся рядом с килем, ближе к корме, что обеспечивало баланс судна и возможность прохода по мелким лагунам. Мы перемещались на один борт, и вельбот скользил по дну крутым днищем, а винт работал у самой поверхности воды. Киль был подбит ребрами кита, и на борту имелось несколько коротких досок с врезанными кусками моржовых клыков, в которых были проточены выемки. Это давало возможность при плохой погоде разгружать вельбот и вытаскивать его своими силами на берег, чтобы переждать шторм. Иногда такое ожидание затягивалось на неделю и больше. Поэтому охотники чаще всего промышляют в заливах или лагунах, редко выходя в открытый океан. При помощи таких костяных «рельсов» мы перетаскивали наши вельботы через косу Мечкен. При плавании по беспокойному морю на нос вельбота на распорках натягивается полоска брезента, которая называется фальшбортом.
Моторист сидит у мотора, а бригадир стоит на корме, ногой управляет кормовым веслом и в бинокль высматривает добычу. При ударе боковой волны он подскакивает и вновь утверждается на корме, скользя по бортам раскисшими торбазами. При большой и покатой океанской волне смотреть на следующее за нами суденышко тревожно. Видя, как люди исчезают за волной, нельзя отделаться от тревожной мысли, что они не появятся вновь, поэтому всегда радуешься, когда видишь появляющиеся над водой головы охотников.
А вельбот снова скользит вниз по волне, потом зарывается фальшбортом в воду и, натуженно гудя мотором, начинает взбираться на водяную гору.
Обычно же охоты во льдах ведутся в начале лета тихими ночами. Днем охотники спят на берегу в прогретых солнцем палатках или береговых ярангах, а ночью, когда над морем разлито серебристо-сумрачное сияние, вельботы отправляются на поиски добычи. Плавное скольжение по блестящему, неуловимо убегающему и сливающемуся с горизонтом пространству завораживает.
Большинство предметов быта и промысла производится из окружающего материала, что дает возможность без лишнего труда заменить износившуюся часть. Убитое животное используется почти все, из крупных и рыхлых костей изготавливаются различные предметы быта. При удачных охотах, когда вельботы оказываются перегруженными, в первую очередь выбрасываются головы с клыками. Для местных охотников предпочтительнее добыча молодых моржей, так как их пищевые качества лучше, а шкура может быть использована на ремни для собачьей или оленьей упряжки, для поделки яранг и байдар.
Представьте себе, что шкуру моржа толщиной в палец нужно разрезать вдоль, чтобы сделать из одной две, только вдвое тоньше, а дыры залатать заплатами с внешними стежками, нитками из сухожилий, чтобы через них не проходила вода. Сквозь такие кожаные борта байдар видны бегущие волны, и поэтому плавание на них имеет особое очарование. Мореходные качества их превосходны, они намного легче других судов, но делать их — искусство, требующее времени и мастерства.
Мясо моржей грубое и волокнистое, но с приятным специфическим привкусом. Хоровина — кожа ластоногого с жиром. Выдержанные в ямах куски хоровины моржа весом около пятидесяти килограммов называются копальхеном. Это основная пища береговых охотников и корм для упряжных собак. Отваренная кожа только что убитого моржа легко пережевывается и довольно приятна на вкус.
Придя с холода в ярангу и вытащив из котла кусок горячего жира с кожей, приятно с хрустом впиться в него зубами. Тогда глотку орошает горячий жир и по всему телу расходятся теплота, ощущение сытости и покоя. Кишки моржей выворачиваются, промываются морской водой и вялятся на вешалах. Вяленые отварные кишки удовлетворят вкус любого гурмана. Содержимое желудков выливается в таз, все располагаются вокруг него и, засучив рукава, вылавливают из жидкости и едят части еще не переварившихся моллюсков. Все народы имеют в своем рационе окисленные корма, а если их нет, то обязательно употребляется содержимое желудков домашних или диких животных.
Ребра моржей хрящеватые и эластичные. Охотники остругивают их ножами и лакомятся стружкой. Надо видеть, как уже трехлетние малыши орудуют остро отточенными ножами, отрезая мясо у самых губ уверенным движением снизу вверх. Глядя на такую трапезу, я всегда боялся за сохранность их носов. Сам я никогда не пытался повторить их движения, так как при одной мысли об этом мне начинало казаться, что подбородок у меня выступает еще дальше, а нос еще длиннее. Моржовая хоровина квасится в ямах и не теряет своих полезных качеств, тогда как такая продукция из других тюленей превращается в жидкое месиво, не годное даже для вечно голодных собак. Использование большей части животного в пищу, включая внутренности и содержимое желудков, — это не только необходимая экономия, но и получение полного комплекса полезных веществ для организма, потребность в которых нельзя покрыть, питаясь только мускульным мясом. Из растительной пищи береговые охотники постоянно используют морскую водоросль фукус и три наземных вида растений. Раньше наиболее результативным способом охоты на моржей был загон, когда несколько байдар направляли стадо моржей в мелководные лагуны. Животных выгоняли на берег, выборочно забивали копьями, разделывали, а куски шкуры с жиром и мясом закапывали месте в торфяную толщу, скованную вечной мерзлотой. При забое большого стада зверей часть из них оставляют богам. Чтобы богам было удобней трапезовать, на туше вдоль хребта делается глубокий разрез.
Первыми к туше слетаются чайки, рассаживаются вокруг и, задрав головы кверху, раскрыв свои клювы-граммофоны, начинают голосить. На эти крики слетается вся голодная окрестная стая тундровых чаек и приступает к пиршеству.
Поэтически и верно это описано в «Песне о Гайавате».Мне не пришлось принимать участия в загонных охотах и забое моржей на берегу, я видел только результат таких охот. Мы охотились с вельботов на моржей, которые отдыхали на льдинах. Айсбергов в этой части Берингова моря я никогда не видел, а плавающие льдины с моржами были небольшими.
Пространство состояло из растворенного неба и моря, вельбот двигался вперед, о чем можно было догадаться по убегающим перламутровым волнам. Вот вельбот чуть заметно меняет курс. Все настораживаются. Скоро начинаю различать белые полоски и среди них одну темную. Это льдина с лежащими на ней моржами. Вельбот сначала замедляет ход, а за несколько десятков метров до цели выключают мотор, и дальнейшее продвижение происходит при помощи обломка весла и обратной стороны древка гарпуна.шими, ровными и низкими, почти не возвышающимися над водой.
Животные уже очень близко. Видны складки кожи, покрытой короткими, каштанового цвета волосами. Вся эта масса тел постоянно колышется, стонет глубокими низкими голосами. Они постоянно очесывают друг друга ластами и переворачиваются с боку на бок. Вдруг один из ближайших моржей поднял голову и увидел нас.
«Акулика» («тихо»), - прозвучала чуть слышная команда. Все замерли, не изменяя поз. Морж еще некоторое время смотрел внимательно, затем его глаза начала заволакивать влажная муть, и он со стоном уронил голову. Вельбот вновь двинулся между льдинами и остановился.
Три стрелка, находившиеся на носу вельбота, выбирали ближайшего, лежащего боком к нам моржа и по команде выстрелили. Мгновение опустошительной тишины и неподвижности разорвал второй залп. После него я увидел только одного моржа на льдине, а как все стадо очутилось в воде — ускользнуло от моего внимания. Прыгающие моржи столкнули заднюю часть нашей жертвы в воду, и теперь она из последних сил цеплялась передними ластами за край льдины. Все беспокойно зашумели и начали торопливо проталкивать вельбот между битым льдом. Животное сорвалось и исчезло под водой: убитые или смертельно раненные моржи тонут. Бригадир помрачнел, охота была прекращена, и вельбот направился прочь от этого места.
Немного погодя был замечен одинокий морж, лежащий на небольшой льдине. Вельбот приблизился к нему, мотор выключили, и, когда судно остановилось, раздался залп. Морж не шелохнулся, и только было видно, как по его спине на льдину стекают струйки темной крови. У него не было обоих клыков. Вероятно, они были отбиты пулей незадачливого охотника... Кожа по складкам была изъедена паразитами, и сквозь эти трещины виднелось темное мясо. Это была единственная и далеко не завидная добыча. На следующую ночь мы подошли к льдинам, на которых лежали моржи. После двух обычных залпов одно животное осталось на льдине. Остальные с шумом выныривали со всех сторон вельбота. По близким группам производился залп, и они исчезали под водой. Сколько было вокруг моржей — определить было трудно, так как они неожиданно выныривали и исчезали так, что казалось, словно вода кипит вокруг нас. Я видел, как моржиха, прижав ластами к своей спине моржонка, увлекла его в бездну, подальше от опасности.
Я лавировал между стреляющими охотниками, выбирая экспозицию для снимка, и случайно взглянул за борт. Из глубины всплыл морж. «Рыр!» («морж») – вскликнул я. Все охотники мигом развернулись и направили карабины на него. Он, видимо израсходовав запас воздуха, спутал окрашенный белой краской борт с краем льдины. Но если, занеся клыки за борт, он рванется обратно, то перевернет наше суденышко. Уже отчетливо были видны вибриссы его усов, морщинки вокруг открытых глаз, но морж, на наше счастье, вовремя разобрался в ситуации и, развернувшись, вновь исчез в глубине. Морская поверхность не шелохнулась. Удивительная пластичность моржового тела! Я взглянул на лица охотников — в трудные минуты жизни эти люди как бы каменеют и замыкаются. Что толку кричать от ужаса? Жизнь научила их выжидать до конца, чтоб не прозевать единственный шанс, который может спасти их жизнь. Пыхтение моржей еще слышалось со всех сторон. Между тем кто-то из охотников заметил раненого моржа, державшегося отдельно от остальных. Вельбот приблизился к нему, и бригадир метнул в него гарпун. Животное нырнуло, охотники стравили линь и выбросили за борт «пых-пых». По поплавку было видно, как под водой животное двинулось сначала под днище вельбота, и охотники направили стволы карабинов в воду. Затем «пых-пых» вздрогнул, принял вертикальное положение и замер. Все облегченно вздохнули: морж был мертв. За линь туша животного была поднята из глубины, в ластах прорезаны отверстия, за которые туша была прикреплена к борту.
Первый морж был разделан на льдине. Вся разделка велась короткими ножами. Погрузив разделанного моржа, со вторым, привязанным к борту, вельбот медленно двинулся к стоянке. На море был полный штиль, и мы благополучно прибыли на место. Когда подошли к берегу, чтобы следовать вдоль него, нас встретила стая собак и сопровождала нас до стоянки. Собаки летом содержались без привязи и бродили стаями, уходя в поисках пищи на многие километры вдоль побережья. как водоизмещение таких судов невелико, то на них грузится только наиболее ценная продукция. И на этот раз голову с прекрасными клыками хотели оставить на льдине. Я взял топор и начал вырубать клык. С другой стороны подошел старик и начал вырубать другой. Он всегда сидел рядом со мной на банке перед бригадиром. Когда я занимался фотографированием или измерением, он стоял в стороне; когда же я подключался к погрузке добычи на борт, он становился со мной в пару. По его советам бригада высаживалась на берег перед штормом и выходила опять в море. Содержать хорошую упряжку собак даже при удачной охоте на моржей довольно затруднительно, так как нужны большие запасы копальхена.
Льды вскоре исчезли, а с ними и моржи откочевали в другие угодья и на лежбища. Охотники переключились на мелких тюленей. Наиболее ценен для местного населения лахтак - много мяса и прекрасная кожа для собачьих и оленьих алыков, подошва для торбазов. Ни один из видов тюленей в этих местах не образует скоплений, хотя их головы постоянно маячат в отдалении от идущего судна. В профиль их головы похожи на головы собак-боксеров, но чаще их видишь в фас, и тогда они похожи на блестящие мячи. Кажется, будто кто-то играет под водой в мяч, который иногда от сильного удара вырывается из своей стихии и исчезает в ней вновь.
Я не могу утверждать, что они умеют плакать, но я видел слезы, текущие из широко раскрытых глаз, смотрящих в дуло карабина, и уверен — они в эти мгновения чувствуют неизбежность смерти. Гоняясь по глади океана за тюленями, постоянно их видя, можно несколько дней кряду не добыть ни одного, и тогда горько видеть разочарование в глазах женщин и детей, вышедших встречать прибывшие вельботы...
Вельбот, не сбавляя хода, врезался в песчаный берег косы. У самого уреза воды лежала молодая нерпа. Ее голова была повернута в нашу сторону, из широко открытой пасти вырывался сдавленный писк, и из огромных выпуклых глаз катились слезы-жемчужины. Грянул выстрел из наставленного в упор карабина. Небольшое худенькое тело опало и почти слилось с золотистым песком. Кожа была насквозь изъедена паразитами, которые интенсивно размножаются на тюленях, долго избегающих воды. Это, видимо, был нерпенок-сирота, у которого погибла мать, прежде чем научила его самостоятельной жизни в воде. Он в любом случае был обречен. Иссеченная паразитами кожа причиняла ему нестерпимую боль в соленой морской воде, поэтому он предпочел гибель на берегу спасению в морской стихии.
Вельбот по жесту руки бригадира почти незаметно изменил курс: на небольшой одинокой льдине лежали два желтоватого цвета лахтака. После дружного залпа один лахтак исчез в глубине, а второй, раненый, боясь нырнуть, уходил от погони по поверхности моря. Расстояние быстро сокращалось. Бригадир переместился на нос вельбота и занес гарпун над головой. Зверь оглянулся, увидел летящий в него гарпун, повернулся на спину и сделал ластами такое движение, какое делает человек, пытающийся оттолкнуть летящий в него предмет. На его морде выразился ужас, и, поняв бесполезность сопротивления, он попытался нырнуть. Гарпун вонзился в его выгнутый упругий бок. Наконечник пробил кожу и развернулся под ней, древко отделилось и заскользило по стравливаемому линю. «Пых-пых» был выброшен за борт, и вельбот медленно начал преследовать движущийся поплавок. Скоро все было кончено. Тушу вытащили на ближайшую льдину. Шкуру сняли винтом, чтобы потом нарезать длинных ремней. Животное было упитанным, хотя прямая кишка была забита лентецом так, что когда ее перерезали у выхода, то она напоминала цветок белой хризантемы. Тушу разделали и все уложили в вельбот...
Такая ферментированная рыба приобретает неприятный для нас вкус, но отварная свежая лососина очень скоро приедается. Мне она опротивела уже к концу первой недели, да и сами рыбаки быстро перешли на отварные рыбьи головы. Периодически к рыбакам приходил один из вельботов охотников, и тогда бригады менялись ролями: рыбаку набрасывались на мясо морзверя, а охотники лакомились отварной рыбой...
В июле в речке на нерест пошла горбуша. За ней стайками по пять-десять штук шел северный голец, чтобы полакомиться икрой. Голец в это время еще без икры, и мясо его особенно сочно и вкусно. Рыба отлавливалась небольшими ставными сетями в устьях небольших рек или кос. Сети выставлялись с берега длинным составным шестом. Горбуша вся шла на юколу, которую готовили женщины, а я солил для копчения гольца. Икра также вялилась на камнях или квасилась в кожаных мешках с нерпичьим жиром и растениями. Рыба для приготовления юколы распластывалась вдоль хребта и на три дня клалась мясом вниз на прибрежную гальку, затем ее переворачивали и досушивали.
...На берегу лагуны целыми днями сидел старый чукча. Перед ним на сошках стояла заряженная старая малокалиберная винтовка. От долгой жизни на холоде нос его имел темно-сизый цвет, на кончике носа постоянно висела капля жемчужного цвета. Глаза слезились и были подернуты влагой. Раза два в день в пределах выстрела показывалась голова нерпы и минуты две рассматривала неподвижную фигуру старика. Старик целился в голову до тех пор, пока она не скрывалась под водой. После этого он понуро шел к костру, что-то тихо объяснял женщинам, выпивал кружку чаю и снова отправлялся на свое дежурство. Сначала во мне возникло раздражение от его медлительности, так как нерпичье мясо было бы большим разнообразием к нашему рыбьему столу. Потом я понял сущность такого поведения. Эта неспешность характерна для всех северных охотников. Так же ведет себя хищное животное около пасущегося стада — оно как бы приучает стадо к себе, усыпляя его бдительность. Предки охотников таким способом постепенно приучили к себе северных оленей, кочуя вместе с пасущимися стадами и питаясь ослабленными и больными животными. Первобытный человек с его примитивными орудиями охоты мог существовать только за счет крупных и непуганых стад.
Для этого нужно было убивать наверняка, не беспокоя основного ядра Стада, то есть постоянно находясь позади движущихся животных.
...Ближе к осени в песнях женщин все более ощутимо звучал ритм морского наката. Однажды ночью я проснулся оттого, что что-то тяжелое и мокрое било меня по лицу. Удары наката сливались в сплошной гул. Вокруг была абсолютная темнота. Чувство беспредельного одиночества парализовало мое тело и волю, не было ни малейшего желания шевельнуться. Вдруг раздался тихий женский смех, и сразу темнота обернулась тесной теплотой человеческой жизни.
Вокруг все зашевелилось, задвигалось, тихо заговорили спокойные и согласные люди. В кромешной мгле, при ураганных порывах ветра они быстро подняли тяжелое и мокрое полотнище палатки, привязали растяжки к более тяжелым камням. А вдали раздавались размеренные и мощные накаты морских волн на берег косы Мечкен.
Чукотка, восточная оконечность косы Мечекен, 1960г.
Фото автора.